Константин Симонов к Валентине Серовой
Будь хоть бедой в моей судьбе,
Но кто б нас ни судил,
Я сам пожизненно к тебе
Себя приговорил.
Это стихотворение помечено июнем 1941 года. Он вспоминал, что писал
его в тот момент, когда в 12 часов дня Молотов объявил о начале войны
И «Жди меня» Симонов написал это своей 37-летней жене в 1954 году,
за три года до официального развода.
«Хозяйка дома» — это тоже она
Подписан будет мир, и вдруг к тебе домой,
К двенадцати часам, шумя, смеясь, пророча,
Как в дни войны, придут слуга покорный твой
И все его друзья, кто будет жив к той ночи.
Хочу, чтоб ты и в эту ночь была
Опять той женщиной, вокруг которой
Мы изредка сходились у стола
Перед окном с бумажной синей шторой.
Басы зениток за окном слышны,
А радиола старый вальс играет,
И все в тебя немножко влюблены,
И половина завтра уезжает.
Уже шинель в руках, уж третий час,
И вдруг опять стихи тебе читают,
И одного из бывших в прошлый раз
С мужской ворчливой скорбью вспоминают.
Нет, я не ревновал в те вечера,
Лишь ты могла разгладить их морщины.
Так краток вечер, и - пора! Пора!-
Трубят внизу военные машины.
Актрису звали Валентина Серова, поэта — Константин Симонов. У этой love story был
трагический финал. Актриса умерла одна в пустой, обворованной спаивающими ее
проходимцами квартире — всеми покинутая, ненужная и забытая. Он, переживший актрису,
как и собственную любовь к ней, незадолго до смерти вспомнил про четыре увесистых
крафтовских пакета своих писем к ней и уничтожил их.
Я не могу писать тебе стихов
Ни той, что ты была, ни той, что стала.
И, очевидно, этих горьких слов
Обоим нам давно уж не хватало.
За все добро — спасибо! Не считал
По мелочам, покуда были вместе,
Ни сколько взял его, ни сколько дал,
Хоть вряд ли задолжал тебе по чести.
А все то зло, что на меня, как груз,
Навалено твоей рукою было,
Оно мое! Я сам с ним разберусь,
Мне жизнь недаром шкуру им дубила.
Упреки поздно на ветер бросать,
Не бойся разговоров до рассвета.
Я просто разлюбил тебя. И это
Мне не дает стихов тебе писать.
Journal information