Отечественный закон о противодействии экстремизму запредельно строг: Теоретически он позволяет запретить даже Библию.
А в Госдуму уже внесены новые поправки, ужесточающие закон. Теперь в число запрещенных может попасть такая символика, как серп и молот и знак «остановка запрещена».
Как быть с этим выходящим из-под контроля законом? Это обсуждали в Общественной палате.
Обсуждение модерировала член ОП Елена Лукьянова. Она вошла в зал с крупным бейджем с надписью «Только ГРИБ». Смысл надписи Елена Анатольевна объяснила корреспонденту «МК» так: «Когда опубликовали кремлевские резюме на членов Общественной палаты, в моей графе было написано, что я нелояльна, недоговороспособна и воздействовать на меня может только Владислав Гриб. После этого меня попытались воспитывать молодогвардейцы. Я их послала к Грибу. И теперь ношу этот бейдж, чтобы все знали: хотите на меня повлиять — идите к Грибу».
Во вступительном слове Лукьянова вспомнила, что еще до принятия закона об экстремизме не сомневалась: он приведет к перекосам. «И действительно, он стал неприкрытым рычагом давления и репрессий по отношению к различным группам населения, а список запрещенных по этому закону книг и материалов насчитывает уже более 1200 пунктов. Не менее половины из запрещенных — религиозные книги. Апофеозом стала история с запретом Бхагавад-Гиты. Давайте искать выход, думать, как защитить идейные позиции людей, их вероисповедания».
Епископ Сергей Ряховский привел пример из опыта своего брата-адвоката: «Он взял несколько выдержек из Библии и зачитал их судье, не сказав, из какой книги эти цитаты. Судья сказала, что это книга экстремистская, с элементами религиозного фанатизма и ее нужно запретить. Узнав, что это Библия, судья долго крестилась и просила прощения».
Мнение синодального отдела РПЦ озвучил Олег Трайнин: «Тексты священных писаний были написаны до принятия закона РФ о противодействии экстремизму. Поскольку закон обратной силы не имеет, эти тексты не должны попадать под его влияние. Поэтому мы считаем, что религиозные тексты в список запрещенных материалов попали незаконно».
Проанализировать один из самых загадочных российских законов попытался юрист, директор центра «Сова» Александр Верховский: «Экстремизм — политологическое понятие, которое нам не удалось переместить в область права. В одну кучу свалили терроризм и нанесение надписи на заборе. Половина приговоров к заключению по этой статье вынесена за крайне малоопасные деяния. В мировом законодательстве есть только один документ, содержащий понятие „экстремизм“. Это — Шанхайская конвенция 2001 года, где экстремизм однозначно связан с применением насилия. Давайте и мы ненасильственные действия уберем из закона».
А ведущий советник Госдумы по делам общественных и религиозных организаций Степан Медведко рассказал, что в нижнюю палату внесены очередные дополнения в закон. На этот раз они касаются символики: «Поскольку НБП и ДПНИ являются запрещенными организациями, а их символами являются, соответственно, серп и молот и дорожный знак „остановка запрещена“, то формально любой районный суд сможет запретить эту символику на территории России. Есть в этом законе и другие интересные места, так что включайтесь в обсуждение, проведите экспертизу», — предложил он общественникам.
Они согласились. И решили подготовить поправки в закон, которые бы запрещали запрещать и конфисковывать религиозные книги. И — запрещать религиозные организации только за то, что они декларируют превосходство своей церкви над остальными. «Даже в законе о партиях есть статья 9 о том, что включение в устав положений о социальной справедливости не может рассматриваться как разжигание социальной розни. Также нужно признать, что уверенность в истинности своей веры не является разжиганием межрелигиозной розни», — уверена Лукьянова.
Михаил Зубов
Московский Комсомолец № 25962
