От Марселя Пруста
Ян Вермеер, Вид Делфта. 1661
В семи томах романа «В поисках утраченного времени» Марсель Пруст упоминает более сотни художников и
десятки конкретных картин, охватывая последние семь веков живописи. Американский художник Эрик Карпелес
(Eric Karpeles) – обожатель Пруста, долгое время живший во Франции, – собрал сведения обо всех этих
упоминаниях, и в 2008 году издательство Thames & Hudson выпустило альбом «Paintings in Proust». В нём
воспроизведено более 200 картин, рисунков и гравюр, о которых говорят герои романа. Разворот книги –
это репродукция картины в сопровождении цитаты из текста, где об этой картине идет речь.
Одна из этих картин – «Вид Дельфта» Яна Вермеера (1661 год). Пруст увидел её в музее Гааги 18 октября
1902 года. В одном из писем он высказывается об этой картине так: «С тех пор, как я увидел в Гааге
«Вид Дельфта», я понял, что я видел самую прекрасную картину в мире» (письмо от 2 мая 1921 г.).
К настоящему времени не сохранилось ни одного здания, изображённого Вермеером. Осталась неизменной
только форма гавани.
Марсель Пруст
Jacques-Emile Blanche
1892 год
Вот в каком контексте картина появляется в романе: умирает один из персонажей романа – писатель
Бергот – последние годы жизни он тяжело болел и жил затворником. Рассказчик описывает его смерть.
«Скончался же он при следующих обстоятельствах. Довольно легкий приступ уремии послужил причиной того,
что ему предписали покой. Но кто то из критиков написал, что в «Виде Дельфта» Вермеера (предоставленном
гаагским музеем голландской выставке), в картине, которую Бергот обожал и, как ему казалось, отлично
знал, небольшая часть желтой стены (которую он не помнил) так хорошо написана, что если смотреть только
на нее одну, как на драгоценное произведение китайского искусства, то другой красоты уже не захочешь,
и Бергот, поев картошки, вышел из дома и отправился на выставку. На первых же ступенях лестницы, по
которой ему надо было подняться, у него началось головокружение. Он прошел мимо нескольких картин, и у
него создалось впечатление скудости и ненужности такого надуманного искусства, не стоящего сквозняка
и солнечного света в каком нибудь венецианском палаццо или самого простого домика на берегу моря.
Наконец он подошел к Вермееру; он помнил его более ярким, не похожим на все, что он знал, но сейчас,
благодаря критической статье, он впервые заметил человечков в голубом, розовый песок и, наконец,
чудесную фактуру всей небольшой части желтой стены. Головокружение у Бергота усилилось;
он впился взглядом, как ребенок в желтую бабочку, которую ему хочется поймать, в чудесную стенку.
«Вот как мне надо было писать, – сказал он.
– Мои последние книги слишком сухи, на них нужно наложить несколько слоев краски, как на этой желтой
стенке».
Однако он понял всю серьезность головокружений. На одной чаше небесных весов ему представилась
его жизнь, а на другой – стенка, очаровательно написанная желтой краской. Он понял, что безрассудно
променял первую на вторую. «Мне бы все таки не хотелось, – сказал он себе, – чтобы обо мне кричали
вечерние газеты как о событии в связи с этой выставкой».
Он повторял про себя: «Желтая стенка с навесом, небольшая часть желтой стены». Наконец он рухнул на
круглый диван; тут вдруг он перестал думать о том, что его жизнь в опасности, и, снова придя в веселое
настроение, решил: «Это просто расстройство желудка из за недоваренной картошки, только и всего».
Последовал новый удар, он сполз с дивана на пол, сбежались посетители и служащие. Он был мертв. Мертв
весь? Кто мог бы ответить на этот вопрос? Опыты спиритов, так же как и религиозные догмы, не могут
доказать, что душа после смерти остается жива. Единственно, что тут можно сказать, это что все протекает
в нашей жизни, как будто мы в нее вошли с грузом обязательств, принятых нами на себя в предыдущей жизни;
в условиях нашего существования на земле нам нет никакого смысла считать себя обязанными делать добро,
быть деликатными, даже вежливыми, нет никакого смысла неверующему художнику считать себя обязанным
двадцать раз переделывать часть картины, восхищение которой будет довольно таки безразлично его телу,
съеденному червями, так же как часть желтой стены, которую он писал во всеоружии техники и с точностью
неведомого художника, известного под именем Вермеера. Скорее можно предположить, что все эти обязательства,
которые не были санкционированы в жизни настоящей, действительны в другом мире, основанном на доброте,
на совести, на самопожертвовании, в мире, совершенно не похожем на этот, мире, который мы покидаем, чтобы
родиться на земле, а затем, быть может, вернуться и снова начать жить под властью неизвестных законов,
которым мы подчиняемся, потому что на нас начертал их знак неизвестно кто, законов, сближающих нас своей
глубокой интеллектуальностью и невидимых только – все еще! – дуракам. Таким образом, мысль о том, что
Бергот умер не весь, заключает в себе известную долю вероятности.
Его похоронят, но всю ночь после погребения, ночь с освещенными витринами, его книги, разложенные по три
в ряд, будут бодрствовать, как ангелы с распростертыми крыльями, и служить для того, кого уже нет в живых,
символом воскресения».
Источник - qdiletants.com
Journal information